Ночной ветер[сборник] - Владимир Карпович Железников

Глава одиннадцатая

Однажды, когда Саша был ещё болен, пришло от папы письмо. Бабушка надела очки, села около Саши и стала читать.

— «Дорогие мои Оля и Саша! — писал папа. — У нас уже выпал снег, и работа моя теперь идёт медленнее. Только вчера вернулся из небольшого похода: ходили в район гейзеров. Мороз был десять градусов, а температура воды в озерках от гейзеров тридцать шесть градусов тепла. Мы все отлично выкупались. А теперь о самом главном: я здесь должен прожить до следующей осени. Может быть, вы ко мне приедете? А то я совсем одичал и сильно скучаю о вас. А здесь для вас дивное диво. Будете купаться в озёрах зимой, ходить на лыжах, ездить на собаках. А кроме всего прочего, здесь снег солёный, потому что морские штормы и ветры поднимают большое количество морских капель в воздух, эти капли замерзают и вместе со снегом падают на землю. Разве это не сказка: солёный снег? Приезжайте, не пожалеете.

Сашка, ты будешь ездить в школу на собаках. Их у меня девять: Троп, Ветка, Игла, Леди, Музыкант, Тяпа, Сокол и Бутон. А самый главный пёс Алерт — это вожак, он бежит впереди, ведёт упряжку. Он рыжий, очень сильный и умный. Приезжайте. Я вас подыму к кратеру вулкана, и вы почувствуете, как дрожит под ногами земля и кто-то сопит в кратере, точно дышит через большой-большой нос. И вы сможете просто, например, плюнуть в кратер. Это ведь замечательно!

Ваш бородатый „очкарик“. Самый низкий поклон Евдокии Фроловне. Сергей».

— Не надо мне его поклонов! — возмутилась бабушка. — Чего придумал! Больного, слабого ребёнка тащить на Камчатку. Виданное ли дело: солёный снег, купание в озёрах, в школу на собаках ездить. Сказочник. Вот я ему сама отпишу.

— А я поеду на Камчатку, — сказал Саша. — Я поеду.

— Прежде всего, — сказала бабушка, — надо поправиться и посоветоваться с врачом. А может быть, тебе нельзя менять климат?

— А ты не пиши пока папе письмо, — попросил Саша. — Не будешь писать?

— Не буду, — сказала бабушка. — Только поправляйся поскорее.

А когда пришла мама, он сказал:

— Я скоро поправлюсь, и мы поедем к папе. Ладно? Я тебя очень прошу. Очень, очень, очень…

Вот хорошо бы уехать к папе на Камчатку, забыть про московские неприятности, не ходить в эту школу. А письмо Петра Петровича можно было оставить у бабушки, и она всё бы сделала как надо. Тогда ему стало бы так легко и свободно и можно было жить в полное своё удовольствие.

Глава двенадцатая

Когда Саша первый раз вышел из дому, уже наступила поздняя осень. Во дворе были лужи, а в лужах плавали жёлтые листья.

Первым делом он отправился в гараж. Ничего не изменилось там за его отсутствие. В гараже по-прежнему пахло бензином и маслом, и даже его знакомый шофёр, как прежде, возился со своей «Волгой».

— Здравствуйте, дядя! — сказал Саша.

— А, здравствуй, малый, — сказал шофёр. — Как живёшь?

— Я болел, — ответил Саша. — У меня была ангина.

— То-то, я смотрю, ты побледнел, и лицо у тебя как-то вытянулось. Небось ослабел?

— Ничего, — ответил Саша. — Я теперь буду есть каждый день геркулесовую кашу и поправлюсь.

Потом Саша увидел Маринку и побежал к ней.

— Какой ты худой, одна кожа и кости, — сказала Маринка.

— А мне делали уколы, — сказал Саша.

— Больно? — спросила Маринка.

— Нет, совсем не больно, — сказал Саша. — А потом, я терпеливый.

— А вот это тебе. — Маринка вытащила из кармана конверт и протянула Саше.

Саша взял конверт.

— А ты открой, открой, — сказала Маринка.

Саша открыл и увидел там несколько марок.

— Десять штук, — сказала Маринка. — Это тебе от моего папы, для начала коллекции.

— Спасибо, — сказал Саша.

Мимо них проехала машина из гаража, и Саша помахал рукой шофёру. Машина подъехала к воротам. А в воротах стояла Сашина бабушка, разговаривала с какой-то женщиной и не видела, что загородила дорогу машине.

— Эй, тётка! — грубо крикнул шофёр. — Нашла где стоять, а то толкану машиной, костей не соберёшь.

И Саша это всё услышал. Это так кричали на его бабушку, на самого хорошего, доброго человека! И кричал не кто-нибудь, а его друг — шофёр, дружбой с которым он так гордился!

Саша покраснел, потом побелел и вдруг бросился со всех ног за машиной. Он подскочил к шофёру и крикнул ему в лицо:

— Если вы ещё раз когда-нибудь закричите на мою бабушку, я вас… я вас… я вас ударю! — Он кричал высоким тонким голоском.

Вот сейчас что-то должно было случиться. К нему подбежала Маринка и стала рядом.

— Ух ты, — сказал шофёр, — какой рыцарь, прямо благородный рыцарь! — Он оглушительно рассмеялся.

Больше он ничего не мог сказать. Просто не знал, что ему говорить. Может быть, ему стало стыдно. До сих пор он часто так гремел басом на людей и никогда не задумывался, что обижает их. Он кричал на них и уезжал дальше своей дорогой.

А тут впервые ему сказали такие слова. И кто сказал? Маленький мальчик, которого он мог одним щелчком опрокинуть на землю, о котором он даже не помнил, стоило ему уйти с работы. Он даже не знал его имени.

Саша стоял перед ним, как дикий зверёк, решительный, отчаянный, готовый до конца отстоять свою бабушку. Он сейчас совсем не боялся и совсем не стеснялся, это было с ним впервые. Пусть все-все люди смотрят на него, а он ничего не боится. Пусть на него смотрят случайные прохожие. И только где-то в глубине его глаз шофёр увидел и боль и обиду. Тогда он сказал:

— Ну, прости, малый, виноват, кругом сто раз виноват, и вы, бабушка, великодушно простите.

Он тронул машину и помахал Саше рукой.

— Ой, Саша, какой ты храбрый! — сказала Маринка. — Ты просто настоящий храбрец.

Смешная Маринка! Она клевала носом совсем как её отец.

А бабушка хотела сначала отругать Сашу за то, что он лезет не в своё дело, но потом передумала. Разве можно ругать человека за благородные поступки: нет, конечно! И бабушка это отлично знала. Тем более что у неё в голове вдруг запела старая забытая песня. Ей захотелось запеть эту песню вслух, так у неё было радостно на сердце, но она сдержалась.

Пели одни глаза, пели тысячи мелких морщинок около глаз, пели губы, они почему-то расползлись в улыбку. Никто бы даже не поверил, что бабушка умеет так весело и молодо улыбаться. Пели